КТО НЕ МОЖЕТ ЗАБИТЬ - ТОТ ПРОПУСКАЕТ

Об этой реальности еще в детстве поведал мне отец. В футболе есть "правило": кто не может забить - тот пропускает. Формула отложилась (в целом я видел ее истинность, и лишь объяснить, почему так, понятно, не мог), и уже в выпускном классе школы имел возможность убедиться в релевантности сказанного "на собственной шкуре". Не знаю, почему я не играл тогда, не помню, против кого играл не то наш класс, не то наша школа: в качестве единственного болельщика за матч я носился возле кромки футбольного поля, искренне переживая за успех и неудачу наших. Весь матч наши вели в счете, но ближе к концу счет соперник почти сравнял. Было 9 : 8 (или что-то типа того), и думая, удержат ли наши счет, каким-то внутренним чутьем я понимал, что таким счет остаться не может, что один гол еще забит будет, однако в чьи ворота - распознать не удавалось. Позже я поражался, откуда мне дано это видение, но именно еще один гол в том матче забит был: за несколько минут до конца кто-то из наших упустил шикарнейший голевой момент, а совсем на последней минуте противник удачно навесил мяч в наши ворота. Ныне, понимая механизмы действия судьбы, предельно загадочным всё это не кажется, однако здесь же делается вывод: а Вселенная-то "квантуется" - свои "промежуточные" состояния воплотить в реальность она оказывается не в силах. Так, я практически убежден, что дойди в начале 1855 года до Севастополя царский указ о назначении главнокомандующим Нахимова (см. текст "На Черной речке белый обелиск") - и сам Нахимов не был бы смертельно ранен на Малаховом кургане, не было бы в августе и сдачи города, да и Николай должен бы был оставаться жив, - причем историческая реальность в европейском масштабе оставалась бы практически неизменной. Так, выиграй Россия войну - Севастополь остался бы за Россией, - но он и так через несколько лет отошел к России, да и результаты Венского конгресса оказались таковы (Наполеону III было невыгодно полное ослабление России с соответствующим усилением Англии), что в результате проигранной войны Россия не потеряла практически ничего. Однако едва ли при этом при всём в возможностях реализации истории могла бы существовать возможность, когда бы Нахимов оставался жив, а город - сдан. В похожем ключе, и лишь анализируя свою жизнь, ныне прихожу к выводу, что не "озари разум блистательная догадка, кто и для чего вершит со мной весь этот хаос" (см. фрагмент текста "Четыре масти"), - вероятнее всего, 98-го года для меня бы не состоялось. Похожим образом в начале 2014 года было написано и подражание Горацию: перевод получился удачным, потому как и впрямь вдохновляла Муза, Маринка, - причем накануне, перед самым Новым годом отрефлексировал, прописав в письме, что стойкое чувство окончания жизни - оно в ответ на весть о замужестве Маринки кристаллизовалось: сперва переживал два месяца сильно, после успокоился, но появилась апатия к жизни, что даже и по свету мотаться расхотелось (собрался в Питер - и не поехал, заявился на ММБ - и снялся с соревнований, подумал поучаствовать в Вестра~вском турслёте - и не смог выгнать себя из дома). Как стало ясно позже, уже в феврале или марте, тогда, в Новый год, сам для себя психоаналитиком выступил, личностную проблему из подсознания вытащил: Маринка, по ком успокоиться вот уже пять лет не мог, - она в ответ на Женькино замужество возникла: я ее с Женьки спроецировал, воспроизвел, смоделировав само прежнее отношение меня к миру, как словно спиленный тополь ветви вверх от пенька выкидывает, желая жить. Там еще одно "промежуточное звено" между Женькой и Маринкой было, еще одна девчонка славная, но не о частностях речь, а о том, что не будь означенной выше рефлексии - не исключено, загнал бы себя в эмоциональный тупик, из которого выбрался бы уже едва ли. Я и за перевод-то взялся в убеждении, что жизни осталось совсем ничего - до такой степени было всё хреново. После же (а личностная проблема, выведенная на осознанный уровень, по Фрейду, уже не мешает жить) даже и на Монблан засобирался, и остановило лишь отсутствие визы: делать надо было именно тогда, но практически все, у кого бы мог просить в долг сравнительно небольшую сумму для оформления Шенгена, ответили отказом, да и в зарплате на работе в тот месяц недосчитался тысяч трех. И дальше вспоминается тот плакат известный: аист пытается проглотить лягушку, а та схватила бедолагу за горло, давит, у того аж "шары наружу", проглотить, потому как горло передавлено, не может, непонятно, кому из двоих хуже, и подпись к картинке: "Никогда не сдавайся!" В тугие годы как же меня выручал этот девиз! Приблизительно также, как давешний слоган магазина Finn Flarе "в гармонии с собой". И действительно - никогда не сдавайся! - и лишь не буром, не напролом: подумать немножко и найти решение, направив обложившую и зажавшую тебя реальность в иное русло.

2014, март