Дрянные камни

Проза о юности
Хроники одной осени: 
фрагмент 12




Дрянные камни

12.
[рукою Вики, красной шариковой ручкой на листе формата А4:]
Здравствуй, Дима!
Я приходила к тебе (с 16-30 до 18-00) сегодня, но так тебя и не дождалась. Позвони мне, пожалуйста, сегодня вечером или завтра утром.
Викентия.
19.11.92

Вторая записка Вики месяц спустя после клуба. В первой редакции текста я подмечал, что тон письма более сдержан - как словно красавица недоумевает, как это можно - манкировать ее столь пламенными инициативами! Недоумевает - и уже готова обидеться. Всё это я прописывал, когда на нее сильно дулся. И всё это, конечно, не так. Потому что Вика появлялась неспроста. Она появлялась чтобы или зачать моего ребенка, или с уже зачатым не моим. И я не могу отдать предпочтение ни одной из гипотез! Во времена первых комментариев Хроник я безоговорочно полагал первое, но сейчас вполне допускаю и второе. Совершенно убежден, что ее ноябрьские визиты (между записками, думаю, прошла лишь пара-тройка дней) тем или иным способом привязаны к тем нескольким октябрьским дням, когда у меня были ключи от 519 комнаты. Привязаны именно в отношении женских сроков. И очень похоже, моя вселенская обида на Вику была связана именно с паранормальной реакцией. Еще в первой редакции текста я подмечал, что эта обида была сродни обиде на МГУ-шный альпклуб, когда в ответ на искренние привязанность и служение ты получаешь зашкаливающее пренебрежение. В «Постскриптуме к отчету о 2-ке "А" на Малый Кильсе» есть строки: «...меня очень сложно обидеть - очень! - но обида нахлёстывает и справиться с ней не могу, когда исходит от человека, ситуации, дела, кому служишь искренне, весь отдаваясь служению». Однако, как выясняется в уже нынешние времена, обиду на альпклуб мне явило мое паранормальное, не подпустившее к дрянной ситуации: по моему возвращению с Малого Кильсе меня погнали в гнилой с Маринкой брак. Ну, типичная история последней четверти века. Все маркеры (жаль, не мог вербализовать их тогда) были налицо: и полная зашифрованность девушки - когда до нее невозможно достучаться (у нее, как и у меня, изымают из почты письма, подменяют их спамом), когда меня самого, дабы не маячил и не мешал бы сводить с кавалером, отстраняют от сборов, когда подле нее появляется этот самый ухаживающий за ней кавалер - о чем свидетельствуют мои паранормальные болячки: воистину непрошибаемый насморк, временами поднимающаяся температура, легкие головокружения, сломавшееся чувство сытости, возможно, прихрамывающее бедро и я уж не помню, чего там еще. И всё это - на фоне хаоса, который невозможно остановить ничем, когда никто не стесняется, что спецслужбы светятся и что в жизни так не бывает! И ныне я убежден, что моя на Вику обида имела ту же самую паранормальную природу, точно также не подпустившую к какому-то совершенно ненужному мне сюжету. Что это был за сюжет? - Я не знаю. Как вариант - чужой в семье ребенок, но не факт. Там могло быть вообще всё что угодно. Я действительно не знаю - и порассуждать о том, вероятнее всего, возьмусь в самом конце повести. Здесь же укажу, в чём истории с Викой и Маринкой схожи: в обоих случаях за сюжетом стояла Отмахова со всею мощью репрессивной государственной машины, в обоих случаях на кону был вопрос моих отношений с противоположным полом, и эти зашкаливающие обиды - по категоричности и по силе отторжения они были предельно похожи, обе - словно бы на ровном месте, и обе продолжалась достаточно долго. Я вообще не умею долго дуться на людей! Проходит неделя-другая - и я уже не помню, почему так сильно вспылил. И опять-таки, я заостряю внимание: я не переставал любить девушку! - и не исключено, потому это всё и явилось столь болезненным, что на фоне любви, моей буквально снесенной крыши, появлялась внутренняя преграда, переступить через которую я оказался не в состоянии. А рационализировано оно может быть во всё что угодно - это уже без разницы.

Позже, года через три, Вика предельно удивлялась, узнав, что я женился. Она ну точно не ждала от меня такого! Однако и Мадлен в ту пору в моей жизни появлялась также неспроста. Их греческая вылазка за шубами: я не сомневаюсь (как и не сомневался и в те времена), что Мадлен "обрабатывала" Вику на предмет, что я - вполне достойная партия. И ныне по отношению к себе я задаюсь вопросом: а что во времена Мадлен вновь побуждало меня добиваться благосклонности Вики? И думается, поначалу - всё прежний бередящий сознание образ, а после, очень подозреваю, стремление соответствовать адресованным к тебе ожиданиям из социума, в данном случае - ожиданиям Отмаховой, по моим представлениям положившей столь много усилий к созданию моей с Викой семьи. По тем временам намерения Отмаховой я отождествляю именно с семьей, но вовсе не с рождением ребенка. XIX век знал ныне вышедшее из обихода словцо "волочиться" - и вот в точности про меня! Я не рвусь вон из кожи - я именно волочусь в меру сил и способностей. Периодически появляюсь в ТрансАэро, вручаю Вике свои никчемные записки - и злюсь, когда они напрочь не находят отклика. Вика, кстати, сказывала тогда: «Я же вижу, когда меня любят по-настоящему». И она была абсолютно права: того отношения осени 92-го в 96-ом году не было и близко.

Закончилось всё дурацкими серьгами, какие (и угораздило же!) подарить Вике ближе к Новому году. Вообще, дарить я собирался вовсе не их - хотелось красивое и сверкающее на витрине бриллиантовое кольцо, но к Новому году колец в магазине на Кузнецком мосту уже не осталось. Серьги были подарены, но после Вика вернула мне их, - причем за свою дурацкую записку мне совестно и ныне. Ну, интуитив же! - и он умеет добиться эффекта, прямо противоположного ожидаемому! После с оказией серьги передавались Надежде в Колпашево, однако вернулись и оттуда, на этот раз сопровождаемые словом "подонок", - и в ответном письме я изливался в целую лекцию относительно словарных статей Даля, Ожегова и Евгеньевой, указывая, что в отношении меня термин употреблен неправомерно. В итоге серьги оказались у Мадлен, та, в свою очередь, передала их маме, - и ныне я переживаю, только бы не наделали бед этой удивительной женщине столь скверно зарекомендовавшие себя камни! Потому что бриллианты, как верил тогда, как в это же верю и ныне, судьбоносны, - а с возвратом камней из Колпашева и начались времена моей социальной неадекватности. Но здесь я немного привираю, цепляю прежний устоявшийся мыслительный шаблон, потому что, на самом деле, к началу моих бед камни отношения иметь бы не должны. Они всего лишь совпали по времени, а истинным источником бед послужило рождение Отмаховой моего ребенка, знать о котором я был ничего не должен (и тогда, понятно, не ведал ни сном, ни духом). Было это в феврале 1997 года, хотя времена своих несчастий сам привык отсчитывать от иной, более поздней даты - 29 августа. "Разнобой" в полгода возник оттого, что в феврале внешне еще не изменилось ничего (и лишь на место Вики заступила Янка - с кем, надо сказать, мы прекрасно проработали лето), а вот осенью Янка меня покинула, следом закрылся и бизнес, я пустился в свои скитания - и это и было началом времен моей социальной неадекватности. С тех пор уже много лет тема отмаховских благодеяний и тема моих отношений с противоположным полом - две сквозные темы того, что сам привык именовать ёмким словом "балаган", - когда у меня одну за одной отнимают дорогих мне девчонок. Сценарий при том всегда один: сперва девушку шифруют (она напрочь пропадает из поля моего внимания - ее сводят с отцом ее будущих детей), а после меня или гонят в гнилые отношения, подразумевая чужого в семье ребенка, или же девушку благополучно выдают замуж, а мне подыскивают иных подруг. Всё это повторяется вот уже четверть века, - но, опять-таки, обо всех этих материях я сполна пишу в цикле о парасоматике.