ТЫ ПОМНИШЬ, КАК ВСЁ НАЧИНАЛОСЬ! (взамен текста "Почему я хочу уехать из России")
<HEAD>
Наконец я возьмусь и наконец перепишу этот кошмарный текст ("Почему я хочу уехать из России"), - и главным образом затем, что он не так чтобы очень вписывается в проблематику. Вторжение в мою жизнь идет не первое десятилетие, однако парасоматика цепляет лишь вопрос моих отношений с противоположным полом, всё же прочее - как то: лишение меня зубов, посаженное зрение, лажа в горах, бюджет на уровне прожиточного минимума, невозможность адекватно трудоустроиться, прочие маркируемые в прежнем тексте вещи к парасоматике отношения не имеют, и нагромождать цикл "страшилками" в целом необходимости нет. Полезны последние могут быть лишь в плане, чтобы означивать сам контекст происходящего, а также со сколь высоких этажей властной иерархии идет претензия к моей персоне. Кроме того, переписывая текст, заменяя текст новым, я стремлюсь показать читателю, что всё происходящее со мной - это не бред сумасшедшего, это реальность, от которой порой действительно можно сойти с ума. Но ведь кукловодам только того и надо - выставлять меня в идиотском свете, потому что свечу их в социуме, а привычек светиться у них не было никогда.
Итак, «отыщи всему начало...» - девятый документ "Белого Архива" скажет о многом. Да, это она - Надежда Отмахова, по тем временам - секретарь горкома комсомола, «Мой последний, единственный друг!» - и «даже стыдно, что вот так, по-чеховски» - то есть, по-есенински). Два года мы общались, два года были привязаны друг к другу, два года, воспроизвожу самого же себя, я буквально «не хотел знать иных в мире людей», после была армия, после - МИСиС, где столь болезненно и столь безысходно для себя повстречал главную героиню "Белого Архива", однако не последняя явилась виновницей хаоса, нахлынувшего в жизнь семью или восемью годами позже. московская любовь была лишь "слепком с оригинала" - одноклассницы, покинувшей наш провинциальный городок в самом начале восьмого класса школы. О ней, о Вике, во времена нашей дружбы я и "прожужжал все уши" Надежде.
Сказать по правде, я не знаю, почему с Надеждой мы не были вместе. Потому что у нее была семья, потому что по тем временам еще не кануло в Лету понятие «моральный облик строителя коммунизма», потому что я был совершеннейший сопляк, оторванный от реальности, и кроме родительского чертога не имеющий опорных точек в социуме, не способный к принятию ответственных решений. Наверняка Надежда понимала, что в моем лице обретет не мужа, но инфанта, - и я лишь не знаю, какой из перечисленных факторов оказывался решающим. Но оно и неважно: как бы то ни было, как думаю и как думал всегда, по причине «двух не слитых в монолит судеб» она и взялась устроить мой марьяж с первой любовью из седьмого класса школы. МИСиСовский "слепок с оригинала" не была единственной, с кем мне не дали быть вместе: Ксюха явилась самым ярким, самым болезненным переживанием юности, однако список куда более обширен, и в выводах, что меня точно также сберегали для Вики, как и Вику сберегали для меня, я укреплялся достаточно давно.
Как сказал некогда Оноре де Бальзак, «никогда не оказывайте услуг, о которых не просят!» Фразу эту с особым усердием в прежние времена я транслировал Надежде. Афоризм славен, и от его начертанности на всех своих щитах я не хочу отречься и ныне, но ныне из моих уст он звучит без прежней ярости и пафоса. Потому что мне всё равно - теперь уже никто не пытается оказывать мне благодеяний, когда бы я даже о них и просил. Последние двадцать лет мне только и делают, что гадят, ограждают от возможностей любой социальной адаптации - и как убежден, именно затем, чтобы доказывать и мне, и всему свету, что никакой заботы обо мне не было и в прежние времена. По крайней мере, к иному пониманию, зачем это происходит, сколько ни пытаюсь, я прийти не могу. Один из самых болезненных вопросов, что копаю на протяжении двух минувших десятилетий, есть вопрос о том, "кто и зачем в моей жизни вершит этот хаос?" - и порою, движимый ясно открывающимися смыслами, я трублю на всю вселенную: "Отмахова - это она!" - но проходит время - и успокоившись, проанализировав реальность, я корректирую самого же себя: она-то она, но не может так тупить отдельно взятый человек по жизни. То есть, Отмахова лишь контролирует надставленный надо мною колпак, террор же исходит от социальной машины - кто, кстати, и обязывает Отмахову морочить мне голову (ну, потому как и засветилась, и подписалась меня пасти), - и иначе я не могу объяснить, к примеру, той встречи на вокзале в Нижнем Новгороде, упомянутой в тексте "К вопросам зрительного восприятия", когда поздней осенью 1998 года я пытался уехать к родителям в Западную Сибирь автостопом. Удрать было невозможно: до Нижнего меня везли, зато на самом вокзале, куда я добрался к вечеру, поутру путь на восток был полностью блокирован (и ее же, Отмахову, пристально и с жалостью взирающую на меня, утром я видел напротив в кресле через ряд в зале ожидания!!!) Зато в совсем недалеком будущем, уже по возвращении в Москву, мне открывалась возможность ехать уже не автостопом - и этой инверсией, когда после того, как спецслужбы засветились, мне пытаются явить нечто, похожее внешне, но противоположное по сути, буквально пронизаны все последние двадцать лет моей жизни. Однако и инверсия, как правило, всё оставляет на местах - и в итоге они всё равно делают то, что им нужно, - и, к примеру, ну появился я у родителей в Колпашево - но что это изменило? Потому что матери шла команда выживать меня из дома - и в тот мой приезд мать "откупилась" деньгами на учебу (какие, не зная, для чего мне дана эта сумма, и оказавшись в Москве и опять не найдя пристанища, за месяц или полтора я проживал в гостинице), а в следующих два визита к родителям я буквально брал ноги в руки и линял по весне, потому что те скандалы, какие устраивала мне мать, переносить было воистину невозможно. И я лишь не помню в какой - не то в последующий свой визит, когда прожил у родителей восемь месяцев, не то в "пост-последующий", когда хватило и полутора, в очередной раз схватившись за голову, я отказывался от прав на приватизацию и выписывался из квартиры, - причем был выписан буквально в никуда, чего делать в паспортном столе не имели права. Но если спецслужбам что-то нужно - они делают: ведь женщину, в конце концов, "за проявленную некомпетентность" после можно и уволить, одновременно наделив более высокооплачиваемой работой.
Но всё это жалобы, в какие меня уводит ненароком, однако далеко не они - предмет настоящего текста. Хорошо, я буду корректен - и далее я вновь обращаюсь к своим же (крайне неудачным в литературном отношении) "Хроникам одной осени", какие в их настоящей редакции следовало бы снять с публикации, когда бы не необходимость ссылаться на те столь яркие и столь болезненные времена. В "Хрониках..." я указываю и на потерю Викой работы после моего приглашения на должность в клубе, и многое другое, - причем именно работая над "Хрониками..." я и приходил к пониманию, что сама Вика (и этой мысли я категорически чурался прежде) также причастна структурам. Думаю, именно это обстоятельство и обусловило то подчеркнутое равнодушие моей героини, столь шокировавшее после финансового краха, какое - дабы Отмахова не дай бы бог не засветилась - Вику обязывали являть в мой адрес. Конечно, всего этого тогда я не понимал, принимая явленное за чистую монету, шок от произошедшего был зашкаливающим, и, как человек, стремящийся искоренять деструкцию, от каких-либо точек соприкосновения со своей любовью в постклубные времена я буквально отрекался. «Не отрекаются любя», - воскресают в памяти слова из песни, - но нет, отрекаются, бывает и отрекаются - но очень болезненно порой. Дальше была дружба с Юлькой-Атосом, после - моя женитьба на Татьяне, единственным позитивом которой, кажется, была моя встреча в "Синтоне" с Мадлен, еще дальше - знакомство Мадлен с Викой, - и я лишь не помню, после каких событий я и Вика стали контактировать вновь. Не исключаю, Мадлен и убедила меня наладить общение. Помню, Вика была предельно удивлена, узнав о моем браке с Татьяной, - и на момент ее первого визита к нам с Мадлен на Алексеевскую, безусловно, я любил по-прежнему ее. И дальше было, наверное, года два, в которых Мадлен буквально "уступала место" Вике, подготавливая меня к будущему с ней, - и думаю, именно тогда во мне самом и проистекала та переоценка ценностей. Признаться, сейчас я не очень понимаю себя, продолжавшего "подбивать клинья" под Вику, появляясь у нее в "ТрансАэро", как и указываю в "Хрониках...", «волочиться», потому что когда бы действительно задумался, обнаружил бы без труда, что Мадлен и стала центральным неизымаемым звеном по жизни, Вика же преобразилась в исторически болезненную зацикленность. "Я же вижу, когда меня любят по-настоящему..." - сказывала мне она, если не ошибаюсь, в уже более поздние времена - и она была абсолютно права. Быть может, покопайся я в себе и провозгласи, дескать, стоп, всё последующее - излишне, со мною бы не случилось того, что случилось... - хотя, на самом деле, нет, результат был бы эквифинален - потому что, как показывает практика, вытаскивая на свет истину о происходящем, я не останавливаю балаган - лишь инвертирую задумки кукловодов. Примеров - тьма, взять хоть тот же текст "Пума Сергеевна" (я подразумеваю эпизод, когда «добился лишь того, что на следующий день не наблюдал на лице своей подруги ее вчерашнюю счастливую улыбку»). Как бы то ни было, исход моих тогдашних "полуухаживаний" решили серьги, подаренные Вике под Новый год. Серьги мне были возвращены, и кажется, Вика была даже оскорблена, - причем не самим подарком - письмом, написанным "интуитивным интровертом" несколько позже. Не знаю, была ли ошибка в последующем, но серьги с оказией я отправлял Надежде в Колпашево, означивая в письме что-то типа, что Вику я не люблю и прошу оставить попытки создания нашей супружеской пары. «Отыщи всему начало...» - начало было положено здесь. С тех пор меня начали буквально гнать в ненужные мне браки, в частности, с чужими в семье детьми. Инверсия, батенька!..
<BODY>
Янка, подруга славная - и именно она фигурирует в текстах "Казино" и "Ошибка Ломброзо" - текстах о лете и осени 97-го года. Наверное не совру, сказав, что после возврата Надеждой тех злополучных серег, сопровожденных словом "подонок", меня призывали найти подружку вместо Вики. И наверняка потому я и указывал на Янку, студентку уж и не помню какого вуза, подрабатывавшую на точках, - типа, вот моя избранница! - Наивный! Боже, какой наивный! - «Я люблю тебя, Дима, / Что мне так необходимо, / Ты возьми меня в полет, / Мой единственный пилот», - убогая эстрада, звучавшая на всю страну, была залочена специально под меня! - и это я должен был думать, что Отмахова по-прежнему озабочена моим счастливым семейным гнездышком! Посыл определиться с подругой исходил, думаю, в феврале или марте - и уже ближе к июню, в конце ли мая, сдав сессию, Янка приходила работать в клуб. Заметить, у девушки был парень, Янка не скрывала отношений, и хотя ее Андрея в жизни я не видывал никогда, в его тогдашнем существовании я не сомневаюсь и ныне. Но я же - "баловень судьбы", я же живу убежденным, что никакие Андреи мне не преграда, что всемогущество моего Друга, Отмаховой Надежды, на кого я могу положиться и кто меня никогда не предаст, безгранично, - и вот «Я люблю тебя, Дима...» я воспринимаю как песню для Янки, приучающую ее к мысли обо мне как о своем неминуемом избраннике! Наивный чукотский юноша! Ныне мне немножечко странно, почему балаган не разыгрался еще тогда, - и похоже, именно из-за того, что, конечно, не верил, что Янка действительно "дышит в мою сторону", и всё пытал свою "компаньонку" о ее сердечных привязанностях. Как бы то ни было, прошло лето - и Янка уехала отдыхать на море (29 августа в моем календаре и ныне означено "началом моих несчастий"), по возвращении с югов покинула клуб, - хотя, на самом деле, как думаю сейчас, именно тогда у меня и мог появляться шанс, о котором по Великому Закону Инверсии знать я был ничего не должен. Понятно, я ничего о нём ничего и не знал - и лишь бунтовал, сопротивляясь нахлынувшим невзгодам, между прочим психуя, что Янка, когда изредка появлялся у нее "отдышаться и поужинать", отнюдь не спешила оставить меня у себя, прервав череду моих вселенских неудач.
Колька - одногруппник Института молодежи (L`institut de la jeunesse - и до чего ж красиво по-французски!), староста во второй группе потока, - и "моим старостой" он стал после того, как Наташа Кожухова, староста первой, в коей я числился с самого начала учебы, не дала свой домашний телефон. «Блин, да ты - староста, ты - общественное лицо, да как ты можешь его не дать?!!» Негодующий, я обращался к Валентине Михайловне, куратору курса, - и Валентина, мудрый человек, "волевым решением" переводила меня в параллельную группу. На самом деле, де-факто групповая принадлежность на потоке из пяти парней и тридцати пяти или сорока девчонок была по-барабану (две группы практически всегда учились вместе), однако галочка в вопросе с Наташей осталась: просто как маленький якорь, ссылающийся на задетое самолюбие. Но всё это было прежде, до времен социальной неадекватности, в ту же осень, уже в ноябре, ночующему где попало, часто - у друзей, порою мотающемуся по Москве с собакой, мне было не до вздорных противостояний. И вот Коля (на переменах мы вместе прогуливались по институту) не найду более подходящего слова, буквально "пел", типа, взгляни, сколько у нас замечательных девиц, найди себе подружку - и ты тотчас решишь проблемы с жильем! Вообще, вопросы обиталища и вопросы отношений с самого начала для меня вопросы, между собой не связанные никак, и делать их микс решительно никогда не было в моих правилах («А смешивать два этих ремесла Есть тьма искусников - я не из их числа»). Но в один из дней меня прошибает креатив. Поодаль я вижу Крошку Ру - девчонку на курс младше, как люблю воспроизводить тот речевой конструкт, степной красоты. Именно так - просто чтобы указывать на характерные грани прекрасного. Не знаю, понимают ли меня люди, но думаю, что в общих чертах - да. Вика - нет, Викина красота - она иная, что ли "европейская", здесь же - очень похоже, совсем небольшой впрыск монгольских кровей. "Может быть" - потому что рациональность характера - чисто немецкая, - и выбирая между Крошкой Ру и ее подругой Тошкой (для меня - неизменно Взвольской), безусловно, для серьезных отношений выбирал бы вторую. Но здесь - наверное всё не столь серьезно, - а когда Колька вещает, что, на самом деле, у него на примете - хозяйка, готовая сдать квартиру супружеской паре, и подружка будет нужна лишь формально - о, да и подавно! И вот "под Колькины речения" подле стенда с расписанием я наблюдаю Крошку Ру... "О, Коля! - вот с ней?!" - Коля недоуменно пожимает плечами - он не знает, как вести себя в отношении "нестандартной" кандидатуры, - и инициативу в свои руки беру я. «Слушай, Свет, тут такое дело - нужно жилье, и хозяйка хочет супружескую пару. Представься моей половинкой, с меня - французские духи?» - «Да», - после секундного раздумья просто и адекватно отвечает Света. И дальше - удивительное дело! - я не могу ее повстречать! Проходит неделя, проходит другая - Крошки Ру нет! - зато Колька на переменах всё так же "поет" о жилье и подружке. Хорошо - я понимаю, по невнятным причинам Ру отменяется, настаивать бесполезно, - и в один из дней транслирую Коле: "Коль, Кожухова Наташа". А пусть: пусть меня зажали со всех сторон, пусть всё происходит не по моему, пусть я проигрываю, но общаться этой спесивой и уходящей в глухое необщение девице всё равно придется! Ну, галочка - это она тащит меня за руку! Я произношу Кольке имя своей противницы - и Кожухова Наташа пропадает тоже! Только однажды за весь остаток семестра я сталкиваюсь с ней, выходящей из аудитории после какого-то зачета, но по тому, как отстраненно девушка проскальзывает мимо, я понимаю, что и тут что-то "не срослось". Дальше случалось так, что иная знакомая, уже не по институту, подыскивала мне "собачью конуру" (о квартире на Буденновском я упоминаю в тексте "Четыре масти"), - и именно там в середине декабря, «в обществе петли, сооруженной из собачьего поводка» и приходила та прошибающая догадка: а ведь все, на кого указывал Колька, дружат с парнями, но ни у Крошки Ру, ни у Кожуховой Наташи парней нет! Так вот оно что!!! - меня гонят в отношения, чтобы в семье, какую наверняка пришлось бы создать, рождались бы чужие дети! Я звонил Мадлен - и Мадлен ровным и спокойным голосом подтверждала мою догадку! Откуда она знала - у меня лишь гипотезы, но и в наши благополучные прежние времена я подмечал, что в иных аспектах моих "социальных перспектив" она осведомлена куда больше меня. Подобное, кстати, случалось и позже - и во времена Женьки такой "осведомленной фигурой" оказывался мой отец: так, написав и отправив письмо, я же звонил, чтобы, услышав интонации его голоса, сделать вывод, "то" или "не то" прописал в очередной эпистоле, остаются ли в "текущем состоянии балагана" мои шансы на Женьку! Но это - уже более поздняя история (за какую мне отчасти и стыдно, но больше - горестно), тогда же, в декабре 97-го, хаос останавливался, натяжение спадало, всё становилось обычным - как в обычные прежние времена, как словно отключали электрическое, магнитное ли поле, - и уже никто не убеждал меня найти подружку, а сам Коля на переменах взирал как-то испуганно и издали. Три дня продолжался мой триумф - и после всё закручивалось сызнова. Об инверсиях в балагане тогда еще осведомлен я не был, и очень долгое время полагал, что не изменилось ничего, однако ситуация, как раз, поменялась: меня продолжали гнать в женитьбу, но с моими на выходе детьми, при том, что отношения девушки с иными парнями для меня выставлялись напоказ.
Федотов Олег и Флоранц - отдельная "песня", всё из той же осени - из первой ее половины (события, описанные ниже, предшествуют событиям из предыдущего абзаца). Флоранц - француженка, - и по временам нашего института Олег неоднократно мотается во Францию, Фло гостит у Олега в Москве. Наверное на втором курсе Олег знакомит меня со своей подругой у себя дома на Рязанском проспекте, мы пьем "Алиготе" - настоящее французское вино. Но весной, а после и осенью 97-го всё куда круче: Флоранц - сотрудница московского филиала "Данон", завод снимает ей квартиру подле Павелецкого вокзала, Олег живет там же, у Фло, - и я частенько в гостях у своих друзей. И вот настает осень 97-го, - и жаль, не осталось (правильнее сказать, не было) переписки тех лет, нет возможности реконструировать череды событий той воистину золотой и предельно сложной осени. Но что остается доступным из памяти: наверное ночи три кряду в октябре я вписываюсь на Павелецкой - и я не помню, был ли в те ночи Олег, а вот в последнюю ночь, точнее, в последний поздний вечер предо мной был разыгран спектакль в "лучших традициях жанра". Поздно - и я уже сплю, Олег возвращается якобы пьяный - и из их комнаты до меня доносятся голоса разборки. Олег словно даже пытается бить свою подругу, звучит слово "шлюха". Фло кричит - но характерный маркер происходящего: голоса звучат предельно фальшиво. Понимая, что так не бывает, я хватаю вещи и удираю прочь: ночь в городе лучше, чем скандал моих друзей, происходящий по причине и на фоне моего присутствия, и какой, конечно, прекратится синхронно с моим исчезновением. Как не сомневаюсь ныне, Фло уже была беременна, и пути моих скитаний обходили прежде квартиру на Павелецкой именно затем, дабы не видел их общения две ли, три недели назад, и вступись я за Флоранц тогда - да получить мне всю mille plaisirs плюс поездку в Париж! Позже, в середине декабря, приходя к своей догадке и сопрягая факты в единое целое, подключая к анализу и этот случай, конечно, я припоминал, что не затвори я за собой дверь - дальше и Олег, и Фло, каждый со своей стороны, меня бы убеждали, что расстались бесповоротно, каждый вечер пути моих скитаний так или иначе приводили бы меня на Павелецкую, разумеется, мне были лестны отношения с француженкой, - и шансов спастись у меня, наверное, уже бы не оставалось. Наверное, окажись за мною шахматист, движущий мной как шахматной фигурой - он бы сдавался. Уже после был мой визит к Флоранц перед "побегом", описанный в тексте "Ошибке Ломброзо", - и в разговоре, когда сам касался темы давешнего скандала, не помню на какой мой пассаж, подразумевая близкие отношения, даже не очень разобравшись в сказанной мною фразе, Фло запрограммировано отвечала: "Да это мне сейчас не нужно!" - и да, разумеется, продолжи мы общаться, "нужно" бы ей это оказалось по факту ее новой беременности. Признаться, сейчас (и уже достаточно давно) я не общаюсь с Олегом - и не в последнюю очередь потому, что чувствую себя предельно виноватым. Ведь очень долгое время (несколько последующих лет) я был буквально убежден, что во Франции у Фло от Олега дети, - и именно на этот факт я и собирался ссылаться, сам оказавшись в эмиграции. И конечно, надо мной бы смеялись, потому что эту пару разлучили по-настоящему. Не знаю, что сейчас с Фло - в последнюю нашу встречу (наверняка больше пяти лет назад) о своей прежней подруге Олег отзывался крайне негативно ("фу, растолстела, живет в каком-то ужасном захолустье на ферме в Альпах - типичная советская колхозница!"), а вот у самого Олега - "Land Rover" и я уж и не знаю сколько московских квартир. За всё заплачено - но я почему-то убежден, материальными благами и всей вселенной не "закидать" разлуку с любимым человеком. Мне совестно, потому что из-за меня, из-за "благой" идеи морочить мне голову людям поизгадили судьбы. И ныне я даже и не знаю что лучше: проиграть и сохранить мироздание, или выйти непобежденным буквально из руин. Что ж до меня, то сам в себе я подмечал неоднократно: проигрывал - и был бы куда счастливее! Вот что было бы плохого в том, что несколько лет прожил бы в каком-нибудь Лионе, быть может, получил бы французское гражданство, в то время как здесь, в России, какая-нибудь Янка родила бы моего ребенка? Но слишком умный - «горе от ума». Хотя на самом деле, сетования здесь неуместны, потому что здесь, похоже, просто не судьба, - и когда так, когда сам вопрос уведен в эту плоскость - мне на судьбу, вообще, роптать грех. И я бы лишь сделал куда больше, когда бы не мешали учиться и работать над текстом, не держали бы в отрыве от проблематики - как, к примеру, последние пять лет.
Наташка Полянская - удивительная танцовщица, на курс старше по институту, красивая и стройная, открытая в общении девчонка, и единственное смущавшее во внешнем облике - ее маленькая грудь. Мы общались - и весной 97-го у меня на квартире на Алексеевской, на кухне, Наташка танцевала свой восхитительный танец. Но весной 98-го я уж полгода как бездомный скиталец, я - в Правде, у Мишки Балакина, товарища по институту, и там же - Наташка со своим другом, товарищем Мишки, - и усомниться в близких отношениях этой пары ни у меня, ни у кого бы то ни было из прочих возможности нет. Оно мне, собственно, и не надо, я, как бы, и не западаю - и моей девушкой даже в помыслах Наташка не была никогда. Хотя, конечно, нравилась, точнее сказать, была симпатична, и нравилась бы наверняка, когда бы не почти плоская грудь. И вот в Правде несколько дней мы строим теплицу, вскапываем грядки - и о том, что идет очередной виток балагана, я, конечно, не в курсах. И история продолжается в контексте, что ближе к лету (быть может, и пару-тройку раз) мне доводится ночевать у Наташки в Люберцах. Наташка по-прежнему со своим френд-боем - и наверное ночью, когда бы не спал богатырским сном, я должен был бы становиться свидетелем их близких отношений. Последующее просто вылетело из памяти, но суть в том, что, во-первых, по прошествии времени (похоже, уже осенью) от самой же Наташки я узнавал, что она - одна («зацикливаться на одном мужчине подло по отношению к другим мужчинам!» - в один из дней со светлой улыбкой говаривалось мне тогда), а во-вторых, чуть позже Наташка приглашала меня к себе - и я понимал: переступи я эту грань - я там бы и остался. Но какой-то буквально бес вел меня иными путями! Наверное, я удирал приблизительно также, как и от Олега с Фло, - но больше вероятнее, приглашение звучало по телефону - и одновременно чувствуя вдохновенное желание приехать, я понимал, что не могу переступить невидимый барьер своего противостояния с Отмаховой. Действительно, судьбоносный момент, когда твоим языком управляет сама Вселенная - отнюдь не ты сам. Уже после - какое-то время спустя, подле ИП РАНа, на Ярославской, по дороге к метро Наташка словно случайно встречалась и буквально "рапортовала" о рождении ею ребенка. Больше я ее не видел - и кукловодам оно ведь и не надо, "случайная" же та встреча и была нужна затем, чтобы удерживать меня в убеждении, что в моей семье, создай я ее с Наташкой, непременно родились бы чужие дети. Лишь позже я понимал, что балаган заряжен не на конкретную цель - на инверсию, опрокидывающую мои смыслы по пунктам, где кукловоды некогда засветились, равно как и на инверсию к текущим смыслам. В те же времена я даже не допускал и мысли, что ребенка девушка может родить моего, что возможна моя нормальная семья. Признаться, ныне я жалею, что с Наташкой всё получилось именно так, - хотя, как некогда учила Мадлен, «никогда не жалей о том, что уже сделал». Но жалею - и далеко не по Наташке одной: очень много нормальных, очень хороших девчонок, с кем общался и с кем по жизни мог бы остаться вместе, прошли мимо.
Виктория Штратникова - еще одна "персоналия" («Штрафниковы, - как объясняла сама Вика, - вероятнее всего, кто-то из предков подтер буковку в паспорте»), для меня - Втоша (ну, по имени почты), - и начало происходило в ДАСе, где сам вписывался пару ли, тройку ли лет - от абитуры до абитуры. На самом деле, еще один пассаж об инверсии - потому как по тем временам сам твердил словно попугай: "Отмахова не женит меня на Вике!" И правда, не понимая, зачем по-прежнему продолжается, зачем не стихает хаос, всё жил в убеждении, что Отмахова преследует свои прежние цели. Но гипотез, на самом деле, было множество, я перебирал все - и метался меж выводами. Однако если я в чем-то убежден относительно деятельности кукловодов, если я выдал какой-нибудь конкретный смысл - его же нужно непременно опрокинуть, поиздевавшись и надо мной, и над самим смыслом! "Не женим на Вике? - Да женим, еще как женим! - и пусть бы это и совсем не та Вика, но для тебя она будет именно та!" - И вот в ДАСе, и может, даже и не на одну ночь я вписываюсь в комнате Втоши. Мы - вдвоем, но я не домогаюсь, не пытаюсь сблизиться, - и вообще, как-то очень похоже, птица Говорун вообще не пытается решать вопросы пола в неадекватном социальном контексте. Потому что понимает: «мудр не тот, кто стремится к удовольствиям, но тот, кто бежит неприятностей». Бушуют социальные аномалии - и "птица Говорун сворачивается в рулон и больше не поет". И всё, в общем, закономерно: для того, чтобы общаться с противоположным полом, спецслужбы не нужны. О Втоше, сказать к слову, ныне я также жалею, потому что много позже, уже после истории с Женькой, году эдак в шестом или седьмом, на эту девчонку я западал и неслабо. А потому что впечатляла - и как-то совсем не в платоническом формате. Меня по тем временам история с Женькой расшатала, буквально размазала по стене, выбила, выдернула из колеи: проснулась жгучая потребность и в домашнем очаге, и просто в близости. И отношения бы сложились, когда бы не балаган, где основная задача - морочить мне голову, и где, понятно, догадайся я до чего-либо, всё тотчас переигрывается. Так, однажды с рассветом я стучусь в комнату Втоши уже не в ДАСе - в ГЗ, но Втоша появляется "с тыла": меня пытаются разводить, что ночь девушка провела где-то явно не у себя. Общение со мной - самое адекватное, - и для меня очевидно, что меня опять разводят. Оскорбленный обращением, типа, держат за дурака, и вообще, кому и зачем это нужно, в письмах (уж и не знаю кому) я прописываю, что, ну зачем, когда всё очевидно! - но только чего я этим добиваюсь? Одного лишь того, что общение прерывается, а подле Втошки некоторое время позже я наблюдаю юношу, совсем молоденького студентика, саму Втошку - помолодевшей и окрыленной. Кажется, я писал и письма, но в лучших традициях балагана, разумеется, ответов не получал, потому что когда девчонку отбирают - ее шифруют, и достучаться возможность если и есть, то не иначе тогда, когда гарантированно нарвусь. Типичный сценарий в самых что ни наесть классических традициях, - и первая парасоматика весны 2009-го, с Маринкой, с моим отстранением от альпклуба МГУ и хибинских сборов (см. "Постскриптум к отчету о 2-ке А на Малый Кильсе") проистекала в до боли похожем контексте.
Инесска! Девчонка рубежа тысячелетий! Я никогда не забуду тот Новый год! Но минуту, речь - не о загубленном празднике, пока не о нём. Инесска: из всех, с кем когда-либо общался в рамках двадцати лет не прекращающегося балагана - наверное, с нею и было самое легкое, самое адекватное общение. Простое и свободное, пронизанное обоюдным пониманием, с моей стороны - еще и неизменным уважением к интеллигентной собеседнице. Наверное, будь мы вместе - мы были бы славной дуальной парой. Те же, на самом деле, времена, что и одна или несколько ночей вписки у Втоши - потому что заходя к Инесске, я транслировал выдержки из филологического томика, взятого к прочтению в комнате Втоши. «Ты хочешь сказать, "сласти"? - это Инесска, в ответ на мое, о сладостях, дескать, сладость - это переживание, а сласти - это сладкое. - Моя бабушка всегда говорит так!». Упомянутый томик (право, не помню ни автора, ни названия) - издание середины века, быть может, и еще более ранних лет, - и забавно порой, как автор учит нормам, вышедшим из употребления или так и не прижившимся в языке. Жаль, у Инесски был кто-то, кто был ей дороже меня, - и после и получалось так, что текст об этике Экзюпери, написанный позже, на майские 2002-го, должен бы был посвящаться Инесске. Это она учила меня самоотречению - никакая не Женька. Просто, знал о "ее этом ком-то", жившем в нашем же ДАСе на каких-то совсем верхних этажах, - и сам же для себя делал вывод, что так будет лучше всем (по тем временам я даже полагал, что у меня есть шанс!), - и Инесска останется с тем, кто ей дороже, а я... я буду с Женькой, кого не люблю, но оно и к лучшему, потому что ничто не будет отвлекать меня от моей философии... Всё словно бы у Сократа: «Конечно женись, потому что если тебе повезет - ты будешь счастлив, если же нет - станешь философом». И лишь больно, предельно больно слышать последнее (и, хочется верить, искреннее!) "спасибо" в телефонной трубке, с надрывом в ответ произносить имя милой собеседницы - и после слышать гудки... Инесска - она и поныне в том "топе", кого мог бы перечесть по пальцам на руках, - но и Женька, впрочем, там же, - и Женька лишь попадала в "реестр" годами тремя позже. И новогодний праздник рубежа тысячелетий - я и ныне убежден, что существуй Антихрист, должный бы явиться на стыке тысячелетий - он явился именно в ту ночь! "Целовальник" - забавный ДАСовский неологизм, - и целовальниками в ДАСе называли площадку в центре коридора, оставленную вместо комнаты - с окном, предполагаемыми фикусом, креслами и диваном (на самом деле, кроме изрисованных стен и окна там не было ничего) - и целовались, наверное, иного не остается, отсюда и дурацкое название. И вот в таком целовальнике я просидел всю новогоднюю ночь! В жуткой горести, потому что там, куда меня не позвали (а быть точнее, закрыли доступ), был праздник, была Инесска, а я - я же губищу раскатал, что и я буду там! Но все семнадцать последних лет я наблюдаю, или, лучше сказать, натыкаюсь и даже нарываюсь на одну и ту же упрямо воспроизводящуюся картинку: если я вхож в какой-то круг, в какую-то компанию, где мне все рады и никто не против моего присутствия, обязательно находится некто с правом вето, кому я не нравлюсь и кто по каким-то невнятным причинам категорически против моего общества! Обычно всё проходит гладко, на предмет моей персоны никто не лезет в бутылку, но во времена "государственной необходимости" у меня на пути выставляют этого самого Цербера - и преодолеть заслон я оказываюсь не в силах. Как правило, ныне я даже не пытаюсь перечить, потому что знаю наперед: любые приложенные усилия окажутся втуне. Именно так меня и забанили тогда - иного и не подберу слова, - и я всё сидел и надеялся: быть может, меня всё же позовут! А идти и напрашиваться когда уже отказали - о, нет, это не для меня... И лишь в середине ночи, часа, наверное, в три, не выдержав, я спускался на этаж - и натыкался на Инесску, бегущую по коридору в, кажется, чуточку великоватом ей с полностью открытой спиной платье. Я и поныне, встречая в городе "Volvo" одной "женской" модели, вспоминаю тот глубокий во всю спину вырез. Инесска промелькнула - и шлейфом за ней промчались два кавалера, кто-то из студентов, общих приятелей по факультету, но никто так и не позвал меня в компанию. Тот Новый год - уже позже я благодарил себя, что так и остался до утра в своем целовальнике, потому что за теми двумя, бегущими следом и являющими ипостась, скрывалась сущность - тот, кто был Инесске дорог, - и ныне, работая над текстом, я неожиданно обнаруживаю, что Втоша и Инесска - события в моей жизни отчасти взаимосвязанные. Потому что если мне нравится Инесска, если мы общаемся и за девушкой я пытаюсь ухаживать - вот ее-то у меня не преминут отобрать, параллельно наделив иной - невзрачной и безразличной мне Втошей, с кем я провел бы ночь - и позже она бы воскресала с рожденным ребенком, а вот с Инесской был бы балаган - недолговечная семья с чужими в ней детьми. Структура "доказательства от противного", что никакой обо мне заботы не было и прежде, во времена Вики, воспроизводится от раза к разу - и вот под Новогодний миллениум на эстраде являлась песня: «Новый год к нам мчится, / Скоро всё случится», - наверняка по задумке должная сулить мне немалое... Наверное я должен был бы приложить максимум усилий, чтобы оказаться в том новогоднем застолье - чтобы нарваться в итоге... Утром, изможденный, («и, натыкаясь на остатки пира...»), я забрел в какую-то комнату, заснул на чьей-то кровати, - а проснувшись, был совершенно другим (так хочется написать "вышел покачиваясь"), - поклявшись отомстить - наверное Отмаховой - за испорченный праздник. А может, и не ей - и не поклялся, и не отомстить вовсе, - но в ту ночь я стал другим - вообще без остатков веры во что бы то ни было, - и я не исключаю (да и наверно так оно и есть!), что и хвост в прическе "дал рост" из той "новогодней сказки". Отец в последний мой приезд видел меня уже "хвостатым" и с бородкой, - и для него, как и для меня раннего - детского ли, юношеского возраста, - такой тип мужской прически был неприемлем никак. Сейчас, когда я пишу настоящие строки, за неделю до очередного Нового года, я знаю, научен многолетним опытом: и этот Новый год нормально встретить мне не дадут. Я всегда остаюсь один - безотносительно к тому, готовлю или не готовлю оливье, пытаюсь или не пытаюсь прибиться к чьей-либо светлой компашке, - и кстати, вывод о том, что если гэбэшный хаос закрадывается в какую-либо сферу твоей жизни, он остается в ней навсегда, цепляет и тему отлучения меня от Новогодних праздников. Вообще, как-то очень похоже, всеми последующими не встреченными Новыми годами кукловоды пытаются скрыть балаган, готовившийся на рубеже веков - типа, а балагана-то и не было вовсе, а было, что мы тебе гадили тогда и продолжаем гадить ныне. Уже много лет в новогоднюю ночь - и в знак протеста, и чтобы предельно не огорчаться - я ложусь спать в одиннадцать вечера, тут же засыпаю, и беснующихся и ликующих на улице толп, конечно, не слышу. Приходит утро - всё обыденно, самый главный в году праздник прошел мимо, - и в восемь ли, в девять утра я уже ступаю по плотно утоптанному снегу, обильно посыпанному конфетти и новогодними блёстками. Город в отключке, свершился цикл еще одного года - я очень не люблю пустое и бессмысленное первое января.
Наверное, здесь пора бы и ставить точку, потому что историю с Женькой, равно как и истории альпинистской бытности трогать я не хочу (одна первая способна многократно поглотить весь предшествующий текст), но и кроме того, всё или почти всё представленное выше - светлое, а с Женькой я отхватил невроз, и мир (и вот предельно точная метафора!) вместо залитой солнцем поляны стал похож на сумрачный, сырой, непроходимый лес. В таком состоянии в большинстве своем он пребывает и ныне. Когда-нибудь, может, я напишу и о Женьке, - но перечитывать свои прежние письмена (а поднимать их придется) крайне нездоровски: я попадаю в ту несветлую область душевной деятельности, когда мир, и без того несветлый, становится окончательно изгажен. Вообще, относительно всего вышесказанного необходимо понимать: в тексте даны лишь самые яркие случаи из раннего - люди, о коих хочется написать, вообще же из подобного, произошедшего за двадцать лет, описанное не охватывает и сотой доли! Но охватить всё задачи и не стоит - довольно и сказанного, - потому что в балагане всё достаточно единообразно, за исключением, разве что, того, что во времена Женьки я уже врубался в суть инверсии, понимая, что профиты возможны и для меня (при условии, что я никоим образом их не жду, и есть поле, где мне было бы можно морочить голову), на что в ответ балаган усложнялся: кроме парня симпатичной мне девчонки появлялась фигура "третьего персонажа" (и, к примеру, в истории с Пумой этим "третьим" оказывался Влад). Как бы то ни было, описанного вполне довольно, чтобы составить представление о социальном контексте моих парасоматик.
2017, ноябрь - декабрь