"Red, ты - герой!" Никогда не устану повторять эту фразу.
Это послание к Дашеньке я должен был загнать в "Темп", в ее файл. Увы, в тот день я туда, кажется, не попал. Оно так и осело в моей записной книжке.
Что мы знаем сегодня? Северное подмосковье [sic!], странное понятие о дружбе, староста группы, отец - типа шишки в науке. День рождения - 23.02.
Удачи, Red!
Архив. 6.1.90.
[другою пастой:]
Рисунок - 5.11.89.
К-112.
Архив 24.1.90

Более поздний, почти новогодний документ, затесавшийся среди ноябрьских, видимо, лишь из-за даты конспекта, где среди каких-то мнимых единиц на лекции по матану моею рукой и было начертано "изображение" девушки Даши из параллельной группы. Ныне я бы усовестился сохранять в Архиве подобное "графическое безобразие"! Быть может, у меня просто не было фотографии, и подшивая рисунок (наверняка уже летом, в Колпашево), я стремился сохранить хоть какой-нибудь зрительный образ?

"Рэдрика" как производную от "Эдика" выдумал я сам - и Рэд принял это имя. Понятно, перекличка со Стругацкими, к коим меня, равнодушнейшего из равнодушнейших до фантастики людей, в год Томского политеха усердно приучает Баянов Костя. Ничего кроме русской классики XIX века в годы своего "экзистенциального испуга" я знать не желаю, но трудами Кости братья Стругацкие, Шекли и Брэдбери начинают попадать в круг моего чтения. Ныне у Шекли особенно чту вещь одну славную - "Кое что задаром", - и совсем ведь про меня! - словно история о том, в каком можно оказаться дерьме, догадавшись, прознав, что друг твой из сильных мира сего поддерживает тебя по жизни: догадаться - и начать принимать эти "благодеяния"! У Шекли сюжет чуть иначе, но мораль - именно та, и добавлю, Шекли - яркий пример, что и фантастика как жанр может оказываться весьма добротной литературой. Потому что если предмет исследования писателя - человеческая природа, то сюжет фантастический - он как рама, от которой легко абстрагируешься, разглядывая самую что ни наесть реалистичную картинку.

Однако о Рэдрике. Различна внутри себя социальная материя - и различны составляющие ее кирпичики. Сказать о Рэде в нескольких словах - вот полная противоположность Калашникову! Рэда, видимо, и удобнее описывать от противного, но повествуя, расскажу даже не о Калашникове - о себе самом.

Лето 1991 года, уж год как я не студент: я снова штурмую свой вуз, я подал документы, я готовлюсь к вступительным экзаменам вновь. Ксюхи в моей жизни нет - ее нет уже давно, тоже год. Я дружу с Иришкой, Иришка - юное, очень юное создание: шестнадцать ей, что ли, лет. Июль. Мой первый экзамен - 15-го. В июле Иришка не в Москве - близ Финляндии где-то, 16-го мы встретимся с нею в Питере. 16-го день ее рождения: разумеется мы встретимся! Но экзамен мой зачем-то переносят на 16-е... Звоню по межгороду - глухо, адреса нет и телеграмму дать не могу. 15-го вечером выхаживаю по комнате: я - на грани какого-то очень ответственного поступка. Мое будущее - институт, но не могу же я не посетить славный на Неве город! Сумерки. Комната. Две кровати и шкаф. И стол возле окна. "Ты что, москвичом решил стать?" - это Денис, мой сосед по комнате. Денис в курсе, что у меня завтра экзамен. - Да нет же, Денис, нет! Когда бы и решил - даже бы и себе не признался! Театральные программки, приколотые над кроватью - ими завешана вся стена. То, где я был, что я видел. Помню себя зимой: я и Илгварс в Ленкоме. "Отец, посмотри какая красивая девушка! А давай с ней познакомимся?!" - "Ну познакомься, отец!.." Девушка с мамой. "Девушка, а можно вас пригласить в Большой театр?" - 31 декабря, утренний балет: стоит моя красавица - в легкой шубке, волосы распустила. Думал, не придет... 15-е, впрочем, июля - сумерки. Ленинград или институт? В груди - бунтующее чувство ответственного поступка. И не в Иришке-то, собственно, дело, дело - в себе самом: себя-то как чтить после? - Беру сумку, еду на вокзал. МИСиСа не будет. Есть такая вещь - "тайный ход фишки", его лишь надо уметь просечь. Ныне не сомневаюсь: поступить в тот год мне было без шансов. Я этого не знал. Я лишь чувствовал, как должно жить. И где-то очень глубоко внутри себя подозревал не дружащую с вероятностью социальную аномалию.

Так вот, о Рэдрике: Рэд бы так не сделал никогда! Он просто (причем совершенно искренне) не стал бы драматизировать ситуацию. Рациональный и "планомерный" Рэд всегда принадлежал той породе людей, какие уверенно шагают по жизни: заканчивают институт, вливаются в социальный порядок и чувствуют себя в нём вполне уверенно. Рэды вовек не бунтуют, и если человек рэдовского склада знает еще и слово "надо", он неизменно являет собой незримую опору социума. Таким, право, можно завидовать: завидовать во всём, кроме одного - им вовек не дано пережить захватывающего чувства авантюры. Можно считать Рэда "заземленным", но да что: не всем расшатывать - кому-то и держать этот социум. Толстовский Николай Ростов эпилога романа - вот что-то похожее. И добавлю, что "неокрыленность" Рэда вовек не мешала нашему общению, что без простого и спокойного, всегда рассудительного Рэда МИСиСовский мой год был бы сильно обеднен.

И с особым умилением я вспоминаю сейчас нашу Лигу аристократов, что с Калашниковым мы учредили тою осенью! Калашников объявил себя князем Калашниковым, "князем по крови", я себя - графом Ширяевым, "графом по призванию". Почему-то считалось, что быть по крови выше (и Калашников постоянно подтрунивал над моим "низменным" происхождением), однако я отнюдь не считал себя обделенным, и если князь с какого-то бока клеил себе фамилию Вяземский, то я искренне гордился живущим во мне аристократическим духом. Мы обсуждали и кандидатуру Рэда, но Рэд не прошел. "Рэд не аристократ, - изрек я тогда. - Он не умеет припадать на одно колено". - "О, да!.. - соглашался князь. - Он грохается сразу на оба..." - и чуть остановившись, со смехом выпаливал скороговоркой: "...Причем столь неловко, что ударяется лбом об пол!" - Мы долго смеялись этой удачной шутке!

А Лига была замечательна! Как восторгались мы своею выдумкой, зная в себе неподдельную аристократическую утонченность! Впоследствии в Лиге по очереди побывали еще две девушки, однако обе "не оправдали наших надежд". В конце концов, уже летом, Калашников объявил, что исключает и меня. И Лиги не стало. Совсем как в том стихотворении: <<В задачнике жили Один да один. Пошли они драться Один на один...>> Грустная история.

Следующий документ Наверх