[на обороте 2-го символа, дописано полтора года спустя:]
16.08.91. Значит, ты познакомился с ней между 23 и 27. в дисплейном классе на 8 этаже. Ты узнал, что комната 734, [далее зачеркнуто до точки:] ты получил разрешение иногда приглашать ее в театр.
...Как зовут-то тебя хоть?
...Ксения[.]
...Ксюша...
...А сейчас иди. Мне нужно доделать работу.
Ты просил разрешения отдать стих - нет, не сейчас. Стих отдан в 734. - Вы были вдвоем, диалог был несвободным, ты пытался все сказать о себе, да не сказал ничего. Это тогда был разговор о театре. На следующий день (27) ты не пошел в школу, ты хотел подкараулить, но просто постучался в 734, она вновь была одна, очень неудачно выглядела и прогнала тебя: "Когда угодно, только не сейчас".
[другой пастой:] Почему же ты не фиксировал это всё тогда? Надеялся на память? По простоте душевной, не мог отличить главного? "Маньяк, ты тормоз!"

25 октября - насколько можно верить документу, созданному почти два года спустя. Компьютерный класс в главном учебном корпусе, затемненные шторами окна, мониторы на столах по периметру, студенты, занятые своими работами. Она - возле самого входа, за компьютером, я - присевший перед нею на корточки. Не иначе, я и пришел лишь затем, чтобы отдать стих: более или менее сносный стих как легальный повод подняться на восьмой этаж и войти в класс, где учится она. Весь сентябрь и октябрь мы пересекаемся в троллейбусах по дороге в институт и коридорах общежития, взглядом я прилежно транслирую девушке, что мне она небезразлична, но чтобы подойти, заговорить, познакомиться - нет, я не могу этого! Во-первых, с детства и не умею общаться с понравившейся мне девчонкой, а во-вторых, "связан узами обета", и стало быть, к чему? Идет время - и до конца октября я как <<сторонний наблюдатель, Наблюдавший сам себя>>, что-то типа: а чем бы это всё могло закончится? Но вот пишется стих - и в мир является мое выстраданное: "Как зовут-то тебя хоть?" - и ее приветливое в ответ: "Ксения". Ныне видится, что так и был сломан этот воздвигнутый мною же барьер: да, я не делаю ничего плохого, любя девушку, не делаю недозволенного, создавая поэтический продукт, и я имею право донести стихотворные строки до вдохновившей меня на них девчонки. Единственное при этом ограничение: стихотворение должно быть хорошим - и в ту пору оно безусловно представляется мне таковым.

И вот, сидя на корточках, зачем-то я спрашиваю Ксюху разрешения отдать ей стих. И Ксюха отвечает мне "нет"! Странно - не проинструктирована же, в самом деле, она, дескать, никаких однозначных реакций, ежели этот молодой человек начнет проявлять инициативу... Отказа я не проблематизирую - я взволнован, я ухожу, - но именно затем, чтобы исполнить свое намерение, следующим днем и предстаю перед Ксюхой в ее комнате. Однако лучше бы я туда не приходил!.. Как там у Ираклия Андроникова: <<Наконец ты повернулся. Но... лучше бы ты не поворачивался!>> Мы сидим на кровати, у меня есть несколько минут чтобы высказаться, но скованный обстановкой (собеседница разговора не поддерживает явно), конечно не говорю ничего. Ксюха внемлет не идущему с уст монологу и очевидно дожидается окончания этого нелепого визита. Хотя, если честно, из тех двух дней так и осталось невнятным, почему от приветливости Ксюха так резко изменилась в сторону какой-то натянутой замкнутости и безразличия. Тогда о социальной аномалии знать я не мог ничего, и лишь ныне, на фоне последних полутора десятилетий жизни, ошарашенно подмечаю: ба, да "нитки"-то, похоже, одни!.. Нет, Ксюха ведет себя вежливо, и на мой вопрос, можно ли иногда приглашать ее в театр, мне даже говорится "да". На этом, конечно, и следовало остановиться, но розовая пелена застит глаза влюбленного юноши! <<Преувеличен внутренний наш мир, а внешний, соответственно, уменьшен>>. Если меня где-то не переклинивает с датами, уже на следующий день (не договорившись, не согласовав даже дня недели!) я припераюсь в 7-34 с парой билетов на тот же вечер! "Маньяк, ты тормоз!" Ксюхина, конечно, фраза, и маньяком тоже нарекла меня она. По счастью, не приклеилось. Это ближе к зиме или уже зимой я "маньячил", скрываясь за газетным киоском в учебном корпусе на Крымском валу, пялясь на нее и непонятно зачем пытаясь оставаться незамеченным. Вот стиль ухаживания такой! <<Непроходимый тупица!>> - как сказывала одна героиня одному герою одного славного Рязановского фильма. И что уж совсем похоже на мистику, в один из тех же дней в мимолетном случайном разговоре в коридоре на седьмом этаже Ксюха обронила слова, ныне свидетельствующие об аномальности происходящего. "Я пока не могу быть с тобой", - сказала мне Ксюха. Сказано это было приветливым и даже ласковым тоном, слово "пока" не было выделено интонационно, и фразу, наверное, можно было бы и позабыть - да вот не забыл, потому как диссонанс когнитивный и просто не смог понять сказанного. И в самом деле, почему? Девушка готовится порвать с надоевшим ей молодым человеком и не общается с иными покуда? Но не было - сто пудов! - тогда у Ксюхи никого! А может, я рехнулся, мне это приснилось, навоображал? Если честно, ныне и не верится, что Ксюха действительно могла говорить мне такое.

Однако лед тронулся: как сказывал Остап Бендер, лед тронулся. Ныне за фактом знакомства с Ксюхой вижу собственный эмоциональный всплеск - когда "Спартак" мой выигрывает чемпионат, когда с Лёхой (с самим дистанцирующимся Лёхой!) мы в театре, когда я записываю строки о возрождении Архива. Сам стих, не иначе, с того же "эмоционального гребня" - и если задаться вопросом, когда он написан, то думается, чуть прежде - в субботу или воскресенье. Под вечер - крайне редкий (если вообще не единственный) случай, когда в обиталище моем нет никого, и я лишь выстраиваю догадки, что "старшие" мои соседи (общаться с коими не получается с самого начала сентября) умотали на концерт какой-нибудь редкостной в Москве и очень популярной группы. Мне творчески-грустно, за окном - сырой октябрь с облетающей листвой, рваным низким небом, после - темно, и строчки о промелькнувшем огоньке такси в сознании сопровождаются образом автомобиля, отъезжающим от ворот расположенного по дороге к метро таксомоторного парка.

Следующий документ Наверх