Ныне так и остается непонятным, что во времена подготовки к пересдаче сложного экзамена сподвигло меня взять билеты в театр. Пустая Коммуна, пустые коридоры, я, пытающийся усвоить всевозможные теоремы о сходимости пределов: верно, я переживал себя откровенно тоскливо. Или же от матана потихоньку съезжала крыша. Ну не врубался человек, не понимал этой бредятины! От времен тех остался стих - и он показателен: настроения его перекликаются с настроениями времен московского послешкольного кризиса. Тема самоубийства в те времена актуальной, впрочем, еще не была, но она топталась где-то рядом, всегда готовая заявить о своем существовании. Обращает на себя внимание второе лицо моей незамысловатой лирики: похоже, я уже воспринял это обращение к себе на страницах Архива, и теперь оно перекочевало в стихотворные строки.

Последняя из стихотворных строк в те времена значилась: "Ты никому не делал зла..." - и в ней сполна отражена моя тогдашняя личность, мое неагрессивное отношение к миру. "Волк и олень", - впоследствии напишет про нас Калашников, отмечая мою "беззлобственную" натуру. Год спустя меня-пацифиста заметно поуменьшилось - и это жаль, ибо в МИСиСовский год (равно как и в предшествующие МИСиСу годы) я был чище и лучше.

Итак, к концу января Коммуна была пуста, на ПО же шли занятия, и на непонятно как возникшую у меня пару я и позвал Алёнушку. Однако вместо себя Алёнушка отправила близкую гостившую у нее подругу (или же сестру, я так и не разобрался - уж слишком были они похожи), и уповая на лишний билет, пошла вместе с нами. Перед театром в адрес Алёнушки и прозвучало мое: "Ну и везет же вам!" - и верно, мне была памятна наша декабрьская "Юнона", на какую, стреляя билеты, мы так и не попали (о том, что Ермольник и Ленком - вещи несколько различные, по тем временам осведомлен я еще не был). В зале можно было сесть и поближе, но Алёнушка демонстративно уселась на свое место у дальней стены зала, всем видом показывая протест незаслуженно притесняемого человека. "Вежливая злоба" в те времена уже сполна проступала в моем к Алёнушке отношении, Алёнушка наверняка чувствовала это, однако фраза моя подразумевала лишь то, что я и фиксировал в Архиве.

С черной же лентой, какую я носил на голове и какую мне советовали снять на пересдачу, действительно случилась коллизия. В итоге ленту я таки снял (и редакция Архива 2004 года сокрушается о том), однако ныне какого-то коробящего чувства по данному поводу не возникает. "Не помню - значит не было", - гласят по городу оранжевые футболки "Экспедиции", - и если не переживается негатива, похоже, запредельно некрасивым поступок не был. Вообще, прослеживается, как я дергаюсь перед пересдачей, рационализируя ("жить нужно играючи, не относясь серьезно ни к чему") несколько неприятный момент маленького предательства собственного имиджа, - но да бог с ним: если от этого зависело проучиться в МИСиСе еще полгода - оно того, безусловно, стоило.

Следующий документ Наверх