[карандашом:]
Архив 17.7.90.
Подписана была в ту ночь, когда мы с Лешкой завалились в какую-то комнату на 6 этаже. И оттуда летели бутылки. Ты был пьян, а Женя с Ксюхой. Но "пока" ты написал не тогда. "Пока" - когда пили с Ольгой (Helga)[.]

Мое отношение к спиртному - тема особая. В школьные годы я практически не пил. Сперва - был "паинькой" и верил всему, что говорят родители, после... после осознание появилось, что, типа, зачем, если оно - во вред? То, что сам зову конструктивным отношением к жизни. В десятом пил весь класс, вся его ребяческая "треть", я - всегда нет. Но тема волновала, и судя по исторгаемым в те времена стихотворным глупостям, волновала немало. Обсуждал человек сам с собою табуированное для него и актуальное для прочих. Поездка туристическая одна весною той всем классом намечалась, по Средней Азии, сорвалась, и в досаде "несбывшегося", сочиняя, как там всё могло бы быть, получалось что-то типа следующего:

И немало подобного было - в смысле, про спиртное. И неплохие, вроде, стихи получались, но переживал, нет серьезного, а между тем - и всё бы прочее так: год выпускного класса и был самым благополучным, самым светлым из всех последующих лет жизни. И лишь относительно сюжета стихотворного - пусть не подумает никто, что в 10-ом "А" собрались все отъявленные мерзавцы! Нет - и сюжет, и бравада полностью вымышленные.

В Москве, в первый свой год, после - и в политехе не пил тоже. "Горбачев сказал: коммунисты не пьют", - говорила тогда Надежда. Не пьют - значит не пьют, и я пить не буду. В армии - и подавно нет. А вот на театралке не пить - это уже непросто. И первые "опыты": и "дикая смесь на садике", и "если не хочешь - не пей" на Ярославском, и в 622... - там вообще анекдот был. Сашка из Грузии две бутылки "Кинзмараули" привез: разлили всем, Мелкий свой бокал на ручку кресла и поставил. "Вов, ты опрокинешь!" - <<Ну вот, мы в этой комнате еще полы "Кинзмараули" не мыли!>> Вертелся, вертелся - опрокинул! Под дружный хохот всего нашего собрания! Однако в те времена спиртным Бауманка отнюдь не злоупотребляла, не было такого, чтобы кто-нибудь - вдрызг. Это позже, уже в следующем сезоне Вовку, как свидетельствует "постархивный" Архив, отвозить домой на тачке приходится - да и я хорош вместе с ним. В ту же весну Вовка на садике токайское учебником физики учил открывать. Берется учебник физики, к колонне Моссовета (театра, в смысле, имени Моссовета) прислоняется, и донышком токайского: долбысть! долбысть! - пробка сама и выходит постепенно. И сложно на театралке не пить - по крайней мере, в лидерском составе, - потому что любой договор - он всё равно со спиртным делается. Не знаю почему - так проще, что ли. Проще проникаться "дружественностью твоего союзника". Экономика - она, конечно, экономикой, это она миром правит, но всё равно во все времена всё на личных отношениях построено. Хочу я дружить с Мелким - и ни одна зараза не завлечет меня на Современник к МИФИ и Универу, - хотя, казалось бы, там для МИСиСа "историческая" ниша есть, где мог бы осесть, зацепиться. Или, может, это лишь я так? - Но едва ли - так все, и хотя Мелкий и учит, что "друзей в политике нет", всё равно, всё - на личных отношениях. И не моя, на самом деле, мысль - Володи Ярилова с Большого.

Собственно, и вот - и Лешка Данилов, коммуновский - не театральный персонаж, старшекурсник уже - и с ним я наверняка знакомлюсь на седьмом этаже Коммуны. Поет Лешка - поет слишком здорово! Сказать гитарист лучший - и соврать вроде: на гитаре есть - кто с музыкальным образованием - и лучше него в Коммуне играет, но тембр голоса мягкий такой, красивый очень, репертуар на всю ночь, да способность выжрать водки количество немереное, не захмелев при том совершенно, - и вот и почитаешь Лешку лучшим, кто поет под гитару. Естественно, не могу пройти мимо хорошей гитары - так, видно, и познакомились. И после - ночи на седьмом, одна за одной. Я очень быстро репертуар Лешкин воспринимаю, поем вместе, и каждую ночь - бутылка водки. "Пум-пурум?" - говорит мне Лешка. "Пурум-пум-пум!" - отвечаю, чокаемся и пьем. Так бутылку за ночь на двоих и уговариваем - совсем, между прочим, немалое для меня количество. И водкой да песнями внадрыв заглушаю скопившуюся горечь, потому что пьем почти напротив Ксюхиной комнаты, а Ксюха - со своим Женей, всю ночь, - и я всё тему расставания "обсуждаю": "пока" - лаком, что ли, для ногтей - на двери ее пишу, почти невидными, но крупными таким буквами. У Лешки, сказать, на седьмом беда своя через две комнаты от Ксюхиной живет тоже, и каждый из нас в "отдельный" свой адрес отрывается. А под утро Леша водит меня пьяного по общежитию, потому что, говорит, не походить сейчас - проснешься вообще никакой. Хожу сквозь силу, упал бы - уснул, но хожу, а на следующую ночь или же через ночь, через две ли - всё сызнова. Не пью сейчас. Не пью вообще: незачем. И никому не советую. Потому что спиваются люди. Много, на самом деле, не надо. Всем - по всякому, но спиваются всё равно.

Женя - вообще, удивительно, но имя это всю жизнь для меня несчастливое! Словно информационный запрет какой! "Женя" - значит, всё, пиши пропало, будет один негатив! В седьмом классе школы Вика, в кого влюблен был, - так ей Женя Прощенко нравился, Женя же "отобрал" у меня Ксюху, Евстратов, сказать, Евгением был тоже, и Женька - к кому Архив в редакции первой: всю душу из-за нее повымотал, чуть с ума не сошел! И контрпримеров, как бы, и нет. И не один я такой: Янка, подруга славная, в 97-ом сказывала, что для нее то же самое - имя Лёша. "Лёша - ну, это всё..."

О Романе Егиазарове - он редактор поэтической рубрики в газете МИСиСовской, стихи у меня берет, но публикует их позже - через год почти. Дурацкие какие-то два - и мне выбрать одно разрешает. И сам огорчается, похоже, что выбираю "Я лишь хочу...", а не другое какое-то ("До тридцати...", видимо), - как будто выбранные кто-то иной выбирал - не он сам. Но это позже, тогда же - июньская ночь светлая, и он газету со стихами своими надписывает, говорит между прочим, что он - из аристократического, хоть и не очень знатного грузинского, что ли, рода. Гляжу на него - и голова большая, непропорциональная чуть, прическа аккуратная (что не диво, впрочем), рука точеная тонкая - нам с Калашниковым и не снилось такое, в общем. Вот где истинный аристократ! Не сказал, кажется, князю.

Следующий документ Наверх