СУЩЕСТВУЕТ ЛИ ОБЪЕКТИВНАЯ РЕАЛЬНОСТЬ?

Размышление первое

4 марта 2002 года Момджян Карен Хачикович и Кржевов Владимир Сергеевич, читая на факультете лекцию по социальной философии, подняли проблему «можно ли средствами науки доказать существование объективной реальности». В дискуссии, затеянной преподавателями между собой, означились две полярные точки зрения: Момджян с позиций гносеологического оптимизма настаивал на существовании мира и возможности его познания, Кржевов, выдавая себя истинным приверженцем гносеологического пессимизма, утверждал, что всё воспринимаемое нами - лишь кажимость, и доказать обратное мы не в силах. Поспорив и исчерпав доводы, преподаватели сошлись на том, что сама наука начинается с признания мира существующим; Момджян же помимо прочего предложил пользоваться еще и «принципом зебры», выбирая «простейшее из возможных, от которых зависит наше существование». «Если, - сказал Карен Хачикович, - сидя в деревенском доме за окном мы услышали топот копыт, мы можем предположить, что это зебра сбежала из московского зоопарка, но вероятнее всего, это окажется простая деревенская кляча». Так мир не был доказан, но был спасен, и едва ли кто из присутствующих покинул аудиторию с сомнениями в обретенном выводе.

Но задуматься, нечто и впрямь невозможно доказать очевидного - факта существования окружающей нас действительности? - И начать здесь следует с того, что очевидность - далеко не лучший помощник в решении подобного рода вопросов, полагаться на коий весьма опасно. Насквозь эмпиричная физика Аристотеля построена именно на очевидном понимании мира (для движения тела у Аристотеля необходимо, чтобы тело что-либо двигало), - однако, как говорил Ильин В.В., в физике такой невозможно сформулировать ни одного закона механики, - в то время как в физике Ньютона, гласящей о равномерном и прямолинейном движении тела в случае, когда на тело не действует посторонних сил, законы формулируются, однако на очевидность такая физика не претендует явно.

Но когда так, от чего мы вообще в праве отстраивать наши рассуждения? Ведь и впрямь, абсурдно полагать, что воспринимаемый нами мир - продукт одной лишь нашей фантазии, однако при этом как будто ничто не может служить убедительным доводом в пользу его существования. Любое знание о внешнем мы получаем посредством наших органов чувств, но чувства - наша внутренняя данность, и что возразить, к примеру, Юнгу, у которого «действительность есть то, что действует в человеческой душе, но вовсе не то, что люди обобщили и приняли за действительность»?

По-видимому, к проблеме нужно найти просто иной подход. Опорные точки анализа вообще неверно полагать внутри поставленной под сомнение реальности: опора должна быть вынесена за недостоверные пределы. И искомой точкой опоры может служить закон диалектики, гласящий о единстве и борьбе противоположностей. Ход мысли при этом возникает следующий:

Я есмь субъект, и в пределах моего субъективного пространства законы диалектики справедливы: ум «холодно наблюдает», а сердце «горестно замечает», удовольствие приходит на смену боли, воля противостоит желанию и т.д. В воспринимаемом мною мире я также вижу единство и борьбу противоположностей, - и потому как достоверный закон не может работать в том, чего нет, объективную реальность я вправе полагать существующей. Возможно, противостояние противоположностей внешнего мира - лишь отражение моих собственных коллизий, однако сама оппозиция объективного и субъективного также подчинена диалектическому закону, откуда я заключаю, что внешний мир - реален.

Доказано? - Увы, нет. В рассуждениях мы изначально опирались на существование двух реальностей. И если посыл будет иным - "реальность одна", доказать обратное мы окажемся не в силах. Когда нечему противостоять - закон не работает. «На "нет" и суда нет». Но только в этом случае наш внутренний мир мы будем обязаны принять за Абсолют, неограниченный и самодовлеющий, развивающийся по законам своей собственной логики.

2002, март

Размышление второе

Итак, что мешает каждому из нас помыслить себя Абсолютом - Всем-Что-Есть-Во-Вселенной? Ответ на вопрос не заставит отыскивать себя долго: мы не самодостаточны, и внешняя неподвластная нам реальность, вторгаясь в наш внутренний мир, постоянно напоминает о себе. Натер башмак ногу - вот уж и свидетельство, что в бытии своем ты не одинок. «А как же исповедующий аскезу йог научен отдыхать на битом стекле?» - задастся вопросом читатель. Данный случай - лишь частность, и внешняя реальность сумеет напомнить о себе даже йогу. Как? Неожиданное рассогласование организма и среды возвращает любого из нас с благополучных небес на мятежную землю, удивление и испуг - вот факторы, не позволяющие нам помнить себя божествами. Найссер У. в монографии "Познание и реальность" приходит к выводу, что процесс восприятия возможен лишь на основе уже имеющихся у индивида предвосхищающих схем, и не замечать внешнего мира (или же его аспектов) мы оказываемся в состоянии лишь тогда, когда наши предвосхищения выстроены адекватно. И наоборот, неадекватно предвосхитив среду, мы неизменно обнаруживаем, что среда неизбежно заявляет о себе. Наши эмоции - радость и испуг - вот свидетельство существования мира помимо нас.

Собственно, здесь и проявляется грань релевантности леонтьевской методологии, исследующей психику через поведение. Видя, как человек нахмурился, «удивленно поднял бровь», «бросил косвенный взгляд», просиял, стал мрачнее тучи - и полагая, что в случаях этих поведение от психики отличить невозможно, мы делаем выводы о психическом состоянии человека. Однако всё это будет иметь смысл лишь тогда, когда явленное нам поведение не является наигранным. А как убедиться в том, что человек, психику которого мы подвергаем анализу, «не ломает пред нами комедь»? - Методология не даст сбоя, если «удивленно поднятая бровь» будет вздыматься в ответ на неожиданное известие, в ответ на неожиданное рассогласование организма и среды.

2002, конец апреля

Размышление третье

Итак, объективная реальность существует: человек подвластен удивлению и испугу (а Абсолют по определению самодостаточен: кроме него в бытии нет ничего - и пугаться, впечатляться или удивляться ему нечему), - но почему, вослед за средневековой европейской традицией, полагающей, что Богу известно всё о каждой из его частей, мы обязаны думать, что Абсолют не может поражаться, удивляться или пугаться, познавая себя? Ведь знание в сути своей безгранично, одно научное знание семимильными шагами прирастает год от года, постичь его во всей полноте ныне нет ни малейшей возможности (как говорил кто-то на факультете, похоже, Ломоносов был последним, кто знал науку полностью), - и вот, размышляя об Абсолюте, мы имеем перед собой образ бутылки с изогнутым вбок и запаянным внутрь горлышком: так Абсолют взирает на себя, видит мир, поражается миру - и ему и невдомек, что всё в мире - это он сам, и иные окружающие его существа - это тоже он сам, и иные лишь "проросли в себя с иного бока". При этом оказывается неясной лишь пространственная метафора (ибо помыслить сосуд вне окружающего пространства мы не можем), - но если, согласно Канту, пространство и время - априорные формы созерцания (иначе, как сказывал на лекции декан Миронов, «фикция, открывающая нам вещи»), то тут-то мы и сталкиваемся с чистым Бытием, живущем самим собою, «стоящим в себе» и переживающим самое себя. Что же до самодостаточности Абсолюта, то здесь уместна метафора: если на земную атмосферу смотреть из космоса, она ведь тоже самодостаточна - ничто не прибавляется к ней, ничто не убывает от нее, - однако спуститесь пониже - и вы обнаружите ветры и ураганы: так противостоят друг другу части, изначально в себе единые. Также и с Абсолютом: мы взираем на мир - и видим в нём борьбу противоположностей (и движение это и есть сама жизнь, само Бытие, не могущее застыть в бездвижьи), но борьба эта происходит внутри самодостаточного Бытия.

2006, январь